– Это я вас хочу спросить, что случилось! – заорал он ещё громче.
– Ильич, ты чего в натуре? Мы уже полчаса в дверь стучим, и никто не открывает, – начал тоже повышать голос Паша.
– Какой я тебе Ильич, сопляк? В бухгалтерии можешь панибратствовать, а я для тебя Иван Иль…, – тут Иван Ильич сильно закашлялся, потому что при произнесении своего имени он вспомнил о его происхождении, и перед глазами опять всплыли маленькие подленькие буковки «евр.».
– Иван Ильич, успокойтесь, пожалуйста, – нежный голос Машеньки подействовал несколько успокаивающе. – Мы Вам пирожные принесли. Хотите я Вам чаю налью? Сегодня в цехе капремонта у бригадира маляров день рождения, мы вот немножко отпраздновали.
Машенька была платонической любовью Ивана Ильича. Он всегда, как-то по особенному нежно, с ней здоровался. Она напоминала ему девушек его молодости: такая же очень женственная и немного наивная. А сейчас она смотрела на него огромными глазами, как будто бы не верила тому, что видит. Ивану Ильичу стало очень неловко, и он пришёл в себя. Посмотрел на часы и ужаснулся: было уже два часа дня. Когда он начал читать проклятый буклет, была половина двенадцатого, то есть прошло более двух часов, а он и не заметил!..
«Да нет, не может быть, – подумал он. – Наверно часы не в порядке».
– Который час? – как можно спокойнее спросил он.
– Два часа, – с готовностью хором ответили Паша и Зина.
«Я, наверно, схожу с ума», – подумал Иван Ильич, а вслух сказал:
– Кажется, у меня переутомление или хроническая усталость. Извините, что я накричал.
– Да мы тоже хороши: ушли на именины, а Вам ничего не сказали, – обрадовалась примирению Зинаида Олеговна.
– Так у неё день рождения или именины? – спросила Машенька.
– У Лидки-то? Именины. Я ж тебе говорила, – с видом знатока принялась объяснять Зинаида. – День рождения у неё был месяц назад, а сегодня именины. У тебя, кстати, тоже скоро День ангела. Машка, надо разбираться в таких вещах и не путать. Сейчас на каждом шагу продают такие буклетики…
Иван Ильич весь сжался, как будто приготовился к тому, что ему сейчас сделают очень больно. Он почувствовал, что должен прервать этот диалог.
– Так, давайте всё-таки начнём работать, – строго сказал он. – До конца дня ещё три часа.
– И то верно, – согласилась Зинаида Олеговна. Все остальные молча разошлись по своим местам.
Иван Ильич мельком посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся: на него смотрел тревожным взглядом всклоченный гражданин с расстёгнутым воротом рубашки. «А где мой галстук? – подумал он, и сказал сам себе: – Сейчас же возьми себя в руки!»
Остаток дня тянулся мучительно долго. Иван Ильич не находил себе места. Ему казалось, что время тянется неправдоподобно медленно. Он куда-то выходил, снова возвращался, что-то по несколько раз переспрашивал, опять на кого-то накричал безо всякой причины, потом извинялся, потом снова накричал, а в голове его сумбурно вертелись разные мысли: «Когда же закончится этот треклятый день? Ничего-ничего… После работы – в аптеку, купить витамины и какое-нибудь успокоительное, а то нервы ни к чёрту… Никакой цензуры: печатают всякую чушь! Чёрт меня дёрнул взять в руки этот растреклятый буклет: выкинул бы вчера где-нибудь. Надо бы его спрятать, чтоб никто не увидел…»
В аптеку он не пошёл. Ноги сами повели его к метро, и поехал Иван Ильич в книжный магазин искать справедливости. Он сам не знал, зачем это делает, но ничего не мог с собой поделать.
Войдя в магазин, Иван Ильич долго петлял по залам с блуждающим взором, пока на его пути не возникла девушка с приколотой карточкой на груди, где было написано: «Елена – продавец-консультант».
– Подсказать Вам что-нибудь? – вежливо спросила она.
– Нет! То есть да! В смысле… Э-э… У вас есть литература о происхождении имён?
– Это называется антропонимика. Вам нужны научные труды или литература более простого изложения?
– Мне… мне нужно… Всё! Всё, что только есть по этому вопросу.
Девушка провела Ивана Ильича вдоль длинных стеллажей и указала на одну из полок:
– Вот здесь и ещё есть в соседнем зале.
Иван Ильич жадно впился глазами в корешки и обложки книг. Чего здесь только не было: и «Русские фамилии», и «Имена тюркского происхождения», и ещё много всякой всячины. Иван Ильич просматривал всё очень быстро и внимательно, как технические документы, и становился всё мрачней и мрачней. Книг было много, очень много.
«Ну не может же такого быть: по всем пунктам «евр.», – лихорадило его. – Хоть бы девичья фамилия жены не «евр.», а она… как на грех… этот самый… «евр.». Вот: «Фомина – от имени Фома (евр. – близнец)»… Как это мы с ней подгадали встретиться? И ведь что самое ужасное: я всегда думал, что еврейские имена – это Альберт, Борис, Лев и Софья, потому что все евреи, как правило, или Львы Борисовичи, или Альберты Львовичи, или вот соседка наша, преподаватель русского языка и литературы Софья Альбертовна, но на самом-то деле всё наоборот! Замаскировались! Ведь какая изощрённая провокация получается: Борис – имя русского происхождения, а Иван – вот этого самого евра… Ты посмотри, что делается! И Мария тоже!!! – у Ивана Ильича потемнело в глазах, когда он увидел запись: «Мария – от евр. «госпожа». – Да что же это, да как же это! Иван да Марья – имена еврейского происхождения?! Вот это да! Как же там в песне про Россию-то поётся: «Иванами да Марьями гордилась ты всегда». Ха-ха-ха! Вот так дела! И ведь никто даже не догадывается, а ты догадался. Что же теперь делать? Ведь зачем-то ты это узнал?.. Чёрт меня дёрнул!.. Антропонимика – раздел ономастики, семантика – раздел семиотики… Хм, семантика, семиотика… Словечки-то всё какие-то… семитские. Грубо говоря, жидовские!».